Вот несколько цитат из И.Л. Солоневича с моими комментариями.
***
...Возвращаюсь к теме быта русских и советских рабочих при талмудо-рабовладельческом строе СССР-Египта-Мицраима и египетского крокодила РФ. Ясно, что падение уровня жизни рабочих было и остается катастрофическим. Предложенную Н. Февром оценку можно еще считать довольно умеренной. Например, Юрий Лина в своем известном труде "Под знаком скорпиона" предлагает другую оценку: падение в 5-6 раз.
В то же время совершенно ясно, что никакими цифрами невозможно передать реальное состояние русских людей, оказавшихся под властью хозяев тов. Лившица - полностью сумасшедших наркоманов, фальшивомонетчиков, фанатиков рабовладения, глобальная цель жизни которых заключается в опускании, порабощении и истреблении людей (впрочем, эта цель перекрывается задачей еще более высокого приоритета - уничтожения жизни во Вселенной).
А вот каким было реальное отношение к русским детям.
ЧЕРТОВА КУЧА
Параллельно каналу и метрах в трехстах к востоку от него тянется невысокая каменная гряда в беспорядке набросанных валунов, булыжников, бесформенных и острых обломков гранита. Все это полузасыпано песком и похоже на какую-то мостовую гигантов, развороченную взрывами или землетрясением.
Если стать лицом к северу, то слева от этой гряды идет болотце, по которому проложены доски к пристани, потом канал и потом снова болото и лес. Справа широкая с версту трясина, по которой привидениями стелются промозглые карельские туманы, словно души усопших здесь ББКовских корпусов.
На вершине этой гряды — несколько десятков чахлых сосенок, обнаженными корнями судорожно вцепившихся в камень и песок и десятка два грубо сколоченных бревенчатых бараков, тщательно и плотно обнесенных проволочными заграждениями — это и есть «второе Болшево». «Первая детская трудовая колония ББК».
Дождь продолжается. Мои ноги скользят по мокрым камням, того и гляди поскользнешься и разобьешь себе череп об острые углы гранитных осколков. Я иду, осторожно балансируя и думаю, какой это идиот догадался всадить в эту гиблую трясинную дыру детскую колонию, 4 тысячи ребят в возрасте от 10 до 17 лет. (Догадались товарищи Лившицы - мое прим.) Не говоря уж о территориях всей шестой части земной суши, подвластной Кремлю, неужели и на территории ББК не нашлось менее гиблой дыры?
Дождь и ветер мечутся между бараками. Сосны шумят и скрипят. Низкое и холодное небо нахлобучилось почти на их вершины. Мне холодно даже и в моей основательной кожанке, а ведь это конец июня. По двору колонии кое-где понасыпаны дорожки из гравия. Все остальное завалено гранитными обломками, мокрыми от дождя и скользкими, как лед.
«Ликвидация беспризорности» встает передо мною в каком-то новом аспекте. Да, их здесь ликвидируют; ликвидируют, «как класс».
И никто не узнает,
Где могилка моя.
Не узнает действительно никто.
И.Л. Солоневич "Россия в концлагере"
***
ntf
Если послушать нынешних антисоветчиков, то может сложится мнение, что при Сталине люди жили буквально как скоты: в бараках с туалетами на улицах.
Опять у Вас полная каша в голове, тов. Лившиц. При Сталине и его хозяевах-фальшивомонетчиках из лондонского Сити и нью-йоркской Ваал Стрит, дрессированные големы-совочки («советские люди») жили не «как скоты», а гораздо хуже, чем скоты.
Потому что дикие животные, по крайней мере, свободны, а домашних животных, как-никак, хорошо кормят рачительные хозяева. И в этом их огромное преимущество, по сравнению с советскими людьми, которые были полностью лишены и свободы, и крова над головой, и полноценного питания, и пищи духовной, и понимания, что, собственно, происходит со страной.
Кроме того, скотов, когда они оказываются во власти людей, а не талмудических психопатов, никогда не убивают садистски, ради собственной забавы и подкормки бесов, ради разыгрывания, прямо скажем, идиотских мессианских египетских и вавилонских мистерий. А советских людей приносили в жертву миллионами, без всякой жалости и сострадания, и они погибали в неимоверных мучениях.
А убивали их Ваши хозяева, тов. Лившиц, среди всего прочего, еще и ради создания нынешнего коррупционного и свинского режима египетского крокодила РФ.
Нет, и не может быть никакого сравнения между качеством жизни советских людей (до сих пор пребывающих в безнадежном рабстве у талмудических фальшивомонетчиков и каббалистических наркодилеров) и качеством жизни скотов.
И если Вы полагаете, что сейчас жизнь советских людей хоть как-то улучшилась, то Вы снова заблуждаетесь, тов. Лившиц. Потому что сейчас уровень мракобесия талмудистов и каббалистов у власти только возрос. Как и возросли их мессианские аппетиты, и ненависть к собственным големам, и желание потрафить бесам.
Нынешняя катастрофа есть прямое следствие великой октябрьской гендерной революции, есть неизбежное печальное последствие преступных деяний Ваших предков и Ваших идейных предшественников, тов. Лившиц.
Одним из Ваших предшественников-близнецов, несомненно, был опричник ГУЛАГа тов. Видеман, чей образ был сохранен для истории великим русским писателем Иваном Лукьяновичем Солоневичем. Прошу Вас ознакомиться с творческим портретом Вашего великого предшественника.
И.Л. Солоневич «Россия в концлагере»
Начальство
Я иду разыскивать начальника колонии и к крайнему своему неудовольствию узнаю, что этим начальником является т. Видеман, переброшенный сюда из ликвидированного подпорожского отделения ББК.
Там, в Подпорожьи, я не без успеха старался с тов. Видеманом никакого дела не иметь. Видеман принадлежал к числу начинающих преуспевать советских администраторов и переживал свои первые и наиболее бурные припадки административного восторга. Административный же восторг в условиях лагерной жизни подобен той пушке, сорвавшейся в бурю с привязи и тупо мечущейся по палубе фрегата, которую описывает Виктор Гюго.
Видеман не только мог цапнуть человека за икру, как это, скажем, делал Стародубцев, он мог цапнуть человека и за горло, как могли, например, Якименко и Успенский. Но он еще не понимал, как понимали и Якименко и Успенский, что цапать зря не стоит и не выгодно.
Эта возможность была для Видемана еще относительно нова, ощущение чужого горла в своих зубах еще, вероятно, волновало его. А может быть, просто тренировка административных челюстей.
Все эти соображения могли бы служить некоторым психологическим объяснением административного характера тов. Видемана, но с моей стороны было бы неискренностью утверждать, что меня тянуло к встрече с ним. Я ругательски ругал себя, что не спрося броду, сунулся в эту колонию. Правда, откуда же мне могло придти в голову, что здесь я встречусь с т. Видеманом.
Правда и то, что в моем сегодняшнем положении я теоретически был за пределами досягаемости административной хватки тов. Видемана; за всякие поползновения по моему адресу его Успенский по головке не погладил бы. Но за всем этим оставались какие-то «но». О моих делах и отношениях с Успенским Видеман и понятия не имеет, и если бы я стал рассказывать ему, как мы с Успенским в голом виде пили коньяк на водной станции, Видеман бы счел меня за неслыханного враля.
Дальше. Медгора далеко. В колонии Видеман полный хозяин, как некий феодальный вассал, имеющий в своем распоряжении свои собственные подземелья и погреба для консервирования в оных не потрафивших ему дядей. А мне до побега осталось меньше месяца. Как-то выходит нехорошо.
Конечно, схватить меня за горло Видеману как будто нет решительно никакого ни повода; ни расчета, но в том то и дело, что он это может сделать решительно без всякого повода и расчета, просто от избытка власти, от того, что у него, так сказать, административно чешутся зубы.
Вам, вероятно, известно ощущение, когда очень зубастый, но еще весьма плохо дисциплинированный пес, рыча, обнюхивает вашу икру. Может быть и нет, а может быть и цапнет. Если цапнет, хозяин его вздует, но вашей-то икре какое от этого утешение?
В Подпорожьи люди от Видемана летели клочьями во все стороны, кто на БАМ, кто в Шизо, кто на Лесную Речку. Я избрал себе сравнительно благую часть, старался обходить Видемана из дали. Моим единственным личным столкновением с ним я обязан был Надежде Константиновне.
Видеман в какой-то бумажке употребил термин «предговорение». Он видимо находился в сравнительно сытом настроении духа, и Надежда Константиновна рискнула вступить в некую лингвистическую дискуссию: такого де слова в русском языке нет. Видеман сказал: есть. Надежда Константиновна сдуру сказала, что вот у нее работает некий писатель, сиречь я, у него де можно спросить, как у специалиста. Я был вызван в качестве эксперта.
Видеман сидел развалившись в кресле и рычал вполне добродушно. Вопрос же был поставлен, так сказать, дипломатически:
— Так что ж, по-вашему, такого слова, как предговорение, в русском языке нет?
— Нет, — сглупил я.
— А по-моему есть! — заорал Видеман. — А еще писатель! Убирайся вон! Таких не даром сюда сажают.
Нет, Бог уж с ним, с Видеманом, с лингвистикой, русским языком и с прочими дискуссионными проблемами. Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и с оными нечестивыми не дискуссирует. А тут дискуссировать, видимо, придется.
С одной стороны, конечно, житья моего в советской райской долине или житья моего вообще, оставалось меньше месяца и черта ли мне ввязываться в дискуссию, которая этот месяц может растянуть на годы.
А с другой стороны, старый, откормленный всякой буржуазной культурой интеллигентский червяк сосет где-то под ложечкой и талдычит о том, что не могу же я уехать из этой вонючей, вымощенной преисподними булыжниками цинготной дыры и не сделать ничего, чтобы убрать из этой дыры четыре тысячи заживо погребенных в ней ребят. Ведь это же дети, черт возьми.
Правда, они воры, в чем я через час убедился еще один, совершенно лишний для меня раз, правда, они
алкоголики, жулики, кандидаты в профессиональные преступники, но ведь это все-таки дети, черт побери. Разве они виноваты в том, что революция расстреляла их отцов, уморила голодом их матерей, выбросила их на улицу, где им оставалось или умирать с голоду, как умерли миллионы их братьев и сестер, или идти воровать.
Разве этого всего не могло быть с моим сыном, например, если бы в свое время не подвернулся Шпигель, и из одесской тюрьмы мы с женой не выскочили бы живьем? Разве они, эти дети, виноваты в том, что партия проводит коллективизацию деревни, что партия объявила беспризорность ликвидированной, что на семнадцатом году существования социалистического рая их решили убрать куда-нибудь подальше от посторонних глаз. Вот и убрали. Убрали на эту чертову кучу, в приполярные трясины, в цингу, туберкулез.
Я представил себе бесконечные полярные ночи над этими оплетенными колючей проволокой бараками и стало жутко. Да, здесь-то уж эту беспризорность ликвидируют в корне. Сюда-то уж мистера Бернарда Шоу не повезут.
Я чувствую, что червяк одолевает, и что дискуссировать придется.
***
ntf
Вы думаете что мы не знаем истории вашего мракобесия? Зря. Знаем.
Ничего Вы не знаете, тов. Лившиц, кроме того, что написано в вавилонском талмуде. А в талмуде написана только ложь, пропаганда педофилии, ультрафашистские инструкции и всякие нелепые байки. Поэтому талмуд у Вас следует отобрать – он для Вас главный источник дезинформации, неврастении, психопатии, умственной и нравственной порчи.
Еврейский и любой другой фашизм обречены…
Забудьте уже про евреев, никакого отношения к ним Вы не имеете. Вы обыкновенный вавилонский сатанист, - евреи таких сразу брали на ножи, без разговоров. Очень жаль, что их уже нет на планете. Иногда, знаете ли, появляется желание всплакнуть над евреями.
В СССР для именно нашего поколения было лучшее в мире детство и юность и все сломал капитализм.
Не знаю, может быть, для вавилонских мистиков, для теневиков, цеховиков, деток номенклатуры и киппур-каппаросных сплавщиков было лучшее в мире детство, а для гойских детей хорошего было мало. Не скажу, что не было совсем, но объективно немного было хорошего, только жалкие остатки и отголоски от еще дореволюционных времен. Главный же ужас заключался в миллионах трупов в шкафах, только и ждущих своего часа, чтобы обрушиться совочкам на головы. Это трупы умученных вами невинных русских и советских людей, тов. Лившиц. И лично Вам за эти трупы еще только предстоит ответить.
О том, какую юность Ваши хозяева-работорговцы создали для русских детей в СССР-Египте-Мицраиме, прекрасно рассказал в своей книге «Россия в концлагере» великий русский писатель И.Л. Солоневич. (Читать надо с ясным сознанием того, что Египетский крокодил РФ - это новый этап дегенерации все того же режима, запланированный каббалистами задолго до великой октябрьской гендерной революции.)
БЕСПРИЗОРНЫЕ БУДНИ
Солнечное утро как-то скрашивает всю безотрадность этой затерянной в болотах каменной гряды, угрюмость серых бараков, бледность и истасканность голодных ребячьих лиц.
В качестве чичероне ко мне приставлен малый лет 35-ти со странной фамилией Ченикал, сухой, подвижной, жилистый, с какими-то волчьими ухватками — один из старших воспитателей колонии. Был
когда-то каким-то красным партизанским командиром, потом служил в войсках ГПУ, потом где-то в милиции и попал сюда на 5 лет за «превышение властей», как он выражался. В чем именно превысил он эти
«власти», я так и не узнал, вероятно, какое-нибудь бессудное убийство. Сейчас он — начальник самоохраны.
Самоохрана — это человек 300 ребят, специально подобранных и натасканных для роли местной полиции или точнее местного ГПУ. Они живут в лучшем бараке, получают лучшее питание, на рукавах и на груди у них нашиты красные звезды. Они занимаются сыском, облавами, обысками, арестами, несут при ВОХРе вспомогательную службу по охране лагеря. Остальная ребячья масса ненавидит их лютой ненавистью.
По лагерю они ходят только патрулями. Чуть отобьется какой-нибудь, ему сейчас же или голову камнем проломают или ножом кишки выпустят.
Недели две тому назад один из самоохранников Ченикала исчез, и его нашли повешенным. Убийц так и не доискались. Отряд Ченикала, взятый в целом, теряет таким образом 5-6 человек в месяц.
Обходим бараки, тесные, грязные, вшивые. Колония была насчитана на две тысячи, сейчас уже больше 4-х тысяч, а ленинградское ГПУ все шлет и шлет новые «подкрепления». Сегодня ждут новую партию человек 250. Ченикал озабочен вопросом, куда их деть. Нары в бараках в два этажа. Придется надстроить третий. Тогда в бараках окончательно нечем будет дышать.
Завклуб был прав: ребятам действительно делать совершенно нечего. Они целыми днями режутся в свои азартные игры и так как проигрывать, кроме птюшек нечего, то они их и проигрывают, а проиграв наличность, режутся дальше в кредит, на будущие птюшки. А когда птюшка проиграна на 2-3 недели вперед и есть кроме того пойла, что дают в столовой, нечего, ребята бегут.
— Да куда же здесь бежать?
Бегут, оказывается, весьма разнообразными путями. Переплывают через канал и выходят на Мурманскую железную дорогу. Там их ловит железнодорожный ВОХР. Ловит, впрочем, немного, меньше половины. Другая половина не то ухитряется пробраться на юг, не то гибнет в болотах. Кое-кто пытается идти на восток, на Вологду. О их судьбах Ченикал не знает ничего.
В конце зимы группа человек 30 пыталась пробраться на юг по льду Онежского озера. Буря оторвала кусок льда, на котором находились беглецы. Ребята больше недели находились на плавучей и начинающей таять льдине. Восемь человек утонуло, одного съели товарищи, остальных спасли рыбаки.
Ченикал таскает особой мешочек с содой: почти все ребята страдают не то изжогой, не то катаром. ББКовской пищи не выдерживают даже беспризорные желудки, а они-то уж видали виды. Сода играет
поощрительно-воспитательную роль — за хорошее поведение соду дают, за плохое не дают. Впрочем, соды так же мало, как и хорошего поведения. Ребята крутятся около Ченикала, делают страдальческие лица, хватаются за животы и скулят. Вслед нам несется изысканный мат тех, кому в соде было отказано.
Житье Ченикала тоже не Масленица. С одной стороны — административные восторги Видемана, с другой — нож беспризорников, с третьей — ни дня, ни ночи отдыха. В бараках то и дело вспыхивают то кровавые потасовки, то бессмысленные истерические бунты, кое-кого и расстреливать приходится, конфиденциально поясняет Ченикал.
Особенно тяжело было в конце зимы, в начале весны, когда от цинги в один месяц вымерло около семисот человек. А остальные на стенку лезли: все равно помирать. «А почему же не организовали ни
школ, ни мастерских?» «Да все прорабатывается этот вопрос». «Сколько же времени он прорабатывается?» «Да вот, как колонию обосновали — года два».
От рассказов Ченикала, от барачной вони, от вида ребят, кучами сидящих на нарах и щелкающих вшей, становится тошно. В лагерной черте решительно ничего физкультурного организовать нельзя: нет
буквально ни одного метра не заваленной камнями площади. Я отправляюсь на разведку вокруг лагеря, нет ли поблизости чего-нибудь подходящего для спортивной площадки.
Лагерь прочно оплетен колючей проволокой. У выхода стоит патруль из трех ВОХРовцев и трех самоохранников, это вам не Болшево и даже не Медгора...
***
Сорняк
Тов. Лившиц - готовый лагерный вертухай. Кто бы сомневался.
Уважаемый Сорняк, наверняка тов. Лившиц мечтает о месте в воровской и работорговой талмудической иерархии никак не ниже начальника колонны. Примерно на уровне тов. Левина в концлагере ББК. Давайте снова обратимся к бессмертному произведению Ивана Лукьяновича Солоневича "Россия в концлагере".
...А вот вам случай не гипотетический.
Я прохожу по коридору отделения и слышу грохочущий мат Поккална и жалкий лепет оправдания из уст т. Левина, моего начальника колонны. Мне ничего не нужно у Поккална, но мне нужно произвести должное впечатление на Левина.
Поэтому я вхожу в кабинет Поккална, конечно без доклада и без очереди, бережно обхожу вытянувшегося в струнку Левина, плотно усаживаюсь в кресло у стола Поккална, закидываю ногу за ногу и осматриваю Левина сочувственно покровительственным взглядом: и как это тебя, братец, так угораздило...
Теперь несколько разъяснений.
Я живу в бараке номер 15, и надо мной в бараке существует начальство — статистик, староста барака и двое дневальных, не говоря о выборном начальстве, вроде, например, уполномоченного по борьбе с прогулами, тройки по борьбе с побегами, тройки по соревнованию и ударничеству и прочее. Я между всем этим начальством, как лист, крутимый бурей.
Дневальный, например, может поинтересоваться: почему я, уезжая в двухдневную командировку, уношу особой двухпудовый рюкзак и даже поковыряться в нем. Вы понимаете, какие будут последствия, если он поковыряется! Тройка по борьбе с побегами может в любой момент учинить мне обыск.
Староста барака может погнать меня на какое-либо особо неудобное дежурство, на какой-нибудь субботник по чистке отхожих мест, может подложить мне всяческую свинью по административной линии.
Начальник колонны может погнать на общие работы, может пересадить меня в какой-нибудь особо дырявый и уголовный барак, перевести куда-нибудь моего сына, зачислить меня в филоны или в антиобщественные и антисоветский элементы и вообще проложить мне прямую дорожку на Лесную Речку.
Над начальником колонны стоит начальник Урча, который с начальником колонны может сделать больше, чем начальник колонны со мной, а обо мне уж и говорить нечего... Я возношусь мысленно выше и вижу монументальную фигуру начальника лагпункта, который и меня и Левина просто в порошок стереть может. Еще дальше — начальник отделения, при имени которого прилипает язык к горлу лагерника...
Говоря короче, начальство до начальника колонны — это крупные неприятности, до начальника лагпункта — это возможность погребения заживо в каком-нибудь морсплаве, Лесной Речке, Поповом острове, девятнадцатом квартал.
Начальник отделения — это уже право жизни и смерти. Это уже право на расстрел.
И все это начальство мне нужно обойти и обставить. И это при том условии, что по линии чисто административной я был у ног не только Поккална, но и Левина, а по линии блата — черт меня разберет. Я через головы всего этого сногсшибательного начальства имею хождение непосредственно к самому Успенскому, одно имя которого вгоняет в пот начальника лагпункта. И разве начальник лагпункта, начальник Урча, начальник колонны могут предусмотреть, что я там брякну насчет воровства, пьянства, начальственных процентных сборов с лагерных проституток, приписки мертвых душ к лагерным столовкам и много, очень много другого?
И вот, я сижу, болтая ногой, покуривая папиросу и глядя на то, как на лбу Левина уже выступили капельки пота. Поккалн спохватывается, что мат ведь официально не одобрен, слегка осекается и говорит мне, как бы извиняясь:
— Ну вот, видите, тов. Солоневич, что с этим народом поделаешь?
Я сочувственно пожимаю плечами.
— Ну, конечно, тов. Поккалн. Что поделаешь? Вопрос кадров. Мы все этим болеем.
— Ступайте вон, — говорит Поккалн Левину.
***
ntf
Лично мне жилось в СССР неплохо как и миллионам людей которые хорошо помнят жизнь при советской власти...
Дорогой тов. Лившиц, так ведь и Ивану Лукьяновичу Солоневичу жилось не так уж плохо - даже в концлагере ББК он сумел устроиться лучше многих миллионов несчастных советских крепостных. Талантливый был писатель, неплохой спортсмен и пробивной организатор.
Но, в отличие от Вас, он все-таки был человеком. И такого чудовищного свинства, такого бесправного, безнадежного и беспросветного царства тотальной лжи в СССР-Египте-Мицраиме он терпеть не мог. Как не смог бы он его терпеть и в египетском крокодиле РФ. Ввиду совершенно иного духовного и душевного устройства - несопоставимого с Вашим телесным и спиритическим бытием.
Вот эту разницу Вы никак не хотите понять. Существует огромная дистанция между людьми, пусть даже большими грешниками, и материализованными бесами - ходячими, осуществленными талмудами.
Вы не просто враг народа, тов. Лившиц, Вы враг всех трудящихся планеты Земля, Вы враг жизни во Вселенной. И таким же точно непримиримым врагом жизни во Вселенной является каждый адепт вавилонского талмуда и лурианской каббалы, каждый холуй фальшивомонетчиков из лондонского Сити и нью-йоркской Ваал Стрит.
ЕСЛИ БЫ
Если бы я почему бы то ни было остался в ББК, я провел бы эту спартакиаду так, как она проектировалась. Юманите распирало бы от энтузиазма, а от Горького по всему миру растекался бы его подзаборный елей. Я жил бы лучше, чем на воле; значительно лучше, чем живут квалифицированные специалисты в Москве и не делал бы ровно ни черта.
Все это очень красиво?
Все это просто и прямо отвратительно. Но это есть советская жизнь, такая, какая она есть.
Миллионы людей в России дохнут с голоду и от других причин, но нельзя себе представить дело так, что перед тем, как подохнуть, они не пытаются протестовать, сопротивляться и изворачиваться. Процессами этого изворачивания наполнены все советские будни, ибо протесты и открытое сопротивление безнадежны.
Не нужно схематизировать этих будней. Нельзя представлять себе дело так, что с одной стороны существуют беспощадные палачи, а с другой — безответные агнцы. Палачи — тоже рабы. Успенский — раб перед Ягодой, а Ягода перед Сталиным. Психологией рабства, изворачивания, воровства и халтуры пропитаны эти будни. Нет бога, кроме мировой революции, и Сталин пророк ее.
Нет права, а есть революционная целесообразность, и Сталин — единственный толкователь ее (не "Сталин", а лондонские и нью-йоркские хозяева тов. Сталина - мое прим.). Не человеческие личности, а есть безразличные единицы «массы», приносимой в жертву мировому пожару.
***
ntf
Ваша нацистская идея...
Вздор какой. Наша идея не "нацистская", а космическая, и вся наша галактика смотрит на нас с надеждой.
рабовладельцы не будут убивать курицу несущую им мясо и золотые яйца, рабов
Вы рассуждаете, как работорговец, тов. Лившиц, иначе говоря, как полностью слабоумный. А мы неоднократно уже подчеркивали, что над такими, как Вы, работорговцами стоит еще целая иерархия полностью сумасшедших. А у них совсем другие приоритеты. Не Вашего они ума дело, не Вашего местечкового кругозора.
***
А вот и цитата из Ивана Лукьяновича, раскрывающая его понимание проблемы развития "полных шахмат" (или "полного хитлеризма"). Как видно, он не разделял восторгов нашего заморского гостя по поводу первопечатника вавилонского талмуда и прочих вождей "Третьего рейха".
***
ntf
Иван Солоневич получил широкую известность в Германии благодаря своей книге «Россия в концлагере», которая была издана на немецком языке в мае 1937 года в Эссене под названием «Потерянные: хроника неизвестных страданий» (нем. Die Verlorenen — Eine Chronik namenlosen Leidens). Книга стала популярна, в том числе и у немецкой интеллектуальной элиты и руководства НСДАП. Так, книгой заинтересовался сам Гитлер, её высоко оценили Геббельс, Геринг, граф Кайзерлинг и другие.
Вот Вы опять брякнули цитатой из Википедии, тов. Лившиц, и даже не понимаете, о чем это, что именно здесь сказано, какие выводы из цитаты следуют и т.п. Темный Вы, забитый, невежественный человек, работорговец, дитя ешив и подземелий, ничего-то, кроме вавилонского талмуда, Вы в жизни не читали, не видели и не изучали.
А мы эти вопросы уже много раз на различных площадках обсуждали. И давно уже пришли к выводу, что в творчестве Ивана Лукьяновича Солоневича, при всей его бесспорной гениальности, были и свои недостатки, которые, при определенных обстоятельствах, могли быть использованы для манипуляции сознанием читателей.
Главный из этих недостатков – отсутствие серьезного освещения «еврейского вопроса» и жесткой критики талмуда, систематический уход от этой проблематики, в силу, по всей видимости, конъюнктурных соображений.
Сам Иван Лукьянович объяснял такую свою уклончивость «недостатком квалификации в еврейском вопросе». Однако в такое объяснение поверить сложно – тем более, что И.Л. был женат на племяннице А.С. Шмакова, одного из крупнейших дореволюционных специалистов в этом самом пресловутом «вопросе».
Маловероятно, чтобы он не был знаком с трудами Я. Брафмана, И. Лютостанского, И. Пранайтиса и других. И личный практический опыт общения с ходячими, осуществленными талмудами им был накоплен немалый.
Между тем, повторю, в трудах Ивана Лукьяновича (не только в «России в концлагере») блещет своим отсутствием критика талмуда и каббалы. Точно так же, как не найти ее и в трудах А. Хитлера, А. Розенберга, в речах И. Геббельса и т.д. (Должен сделать уточнение: пример А. Розенберга здесь не столь однозначен, он требует значительно более подробного критического комментария. Возможно, я на этом вопросе позднее еще остановлюсь, поскольку он представляет значительный интерес.)
Вот такое подозрительное отсутствие фронтальной, лобовой атаки на ультрафашистского талмудического зверя могло быть связующим звеном И.Л. Солоневича – и с Вами, тов. Лившиц, и с Вашими национал-социалистическими хозяевами из Третьего Рейха. (Именно такой "невозможный синтез" - скрещивание Солоневича и Хилера - и был осуществлен нашим американским гостем Алексом. - мое доп.)
Тем не менее, как я уже говорил ранее, в отличие от всей вашей работорговой шайки, Иван Лукьянович был живым, честным, совестливым человеком, и, по этой причине, ему так же плохо удалось ужиться с германскими фашио-коммунистами, как и с советскими коммуно-фашистами. Хотя авансы в его сторону сделаны были, и соответствующие возможности для сотрудничества имелись.
Широко известна судьба его меморандума в Рейхсканцелярию, с наивной попыткой предотвратить запланированную каббалистами войну Германии с СССР. Ответом ему стала ссылка в глухую деревушку в Померании под надзор Гестапо и предупреждение:
«Тебя спасла книга о концлагерях Сталина, в следующий раз – ты узнаешь, насколько комфортны лагеря Рейха».
Чтобы помочь Вам хотя бы частично преодолеть состояние дремучего невежества и пропагандистской зашоренности, тов. Лившиц, позвольте привести небольшую цитату из «Народной монархии» - еще одного замечательного труда И.Л. Солоневича. В этом отрывке он как раз делится воспоминаниями о своих идеологических схватках с немецкими профессорами-масонами, клюнувшими на мессианскую работорговую талмудическую приманку легкости освоения восточных территорий.
В медовые месяцы моего пребывания в Германии — перед самой войной, и в несколько менее медовые — перед самой советско-германской войной, мне приходилось вести очень свирепые дискуссии с германскими экспертами по русским делам.
Оглядываясь на эти дискуссии теперь, я должен сказать честно: я делал все, что мог. И меня били как хотели — цитатами, статистикой, литературой и философией. И один из очередных профессоров в конце спора иронически развел руками и сказал:
— Мы, следовательно, стоим перед такой дилеммой: или поверить всей русской литературе и художественной, и политической, или поверить герру Золоневичу. Позвольте нам все-таки предположить, что вся эта русская литература не наполнена одним только вздором.
Я сказал: — Ну что ж, подождем конца войны.
И профессор сказал: — Конечно, подождем конца войны.
Мы подождали.
Гитлеры и Сталины являются законными наследниками и последствиями Горьких и Розенбергов: «в начале бе слово», и только потом пришел разбой. В начале бе словоблудие, и только потом пришли Соловки и Дахау. В начале была философия Первого, Второго и Третьего Рейха — и только потом взвилось над Берлином красное знамя России, лишенной нордической няньки.
***
...
Русскую литературно-философскую точку зрения на русский народ суммировал Максим Горький в своих воспоминаниях о Льве Толстом:
«Он (Толстой) был национальным писателем в самом лучшем и полном смысле этого слова. В его великой душе носил он все недостатки своего народа, всю искалеченность, которая досталась нам от нашего прошлого. Его туманные проповеди “ничегонеделания”, “непротивления злу”, его “учение пассивности” — все это нездоровые бродильные элементы старой русской крови, отравленной монгольским фатализмом. Это все чуждо и враждебно Западу в его активном и неистребимом сопротивлении злу жизни».
(Эти фрагменты представляют собой пример эзотерического письма. Представьте себе, что вся тирада Иегуудила Хламиды о "нездоровых бродильных элементах старой русской крови, отравленной монгольским фатализмом" относятся не к "русскому классику Л. Толстому", а к зеркалу русской революции, к халдейско-хазарскому бродячему классику, и ее смысл сразу станет абсолютно ясен. Иван Лукьянович явно недооценил двоедушия "Максима Горького". То же самое можно сказать и о следующей цитате. - мое прим.)
«То, что называется толстовским анархизмом, есть по существу наше славянское бродяжничество, истинно национальная черта характера, издревле живущий в нашей крови позыв к кочевому распылению. И до сих пор мы страстно поддаемся этому позыву. И мы выходим из себя, если встречаем малейшее сопротивление. Мы знаем, что это гибельно, и все-таки расползаемся все дальше и дальше один от другого — и эти унылые странствования, тараканьи странствования, мы называем “русской историей”, (то есть, опять-таки, "хамитическое бродяжничество", "жидовская история" и т.п. - мое прим.) — историей государства, которое почти случайно, механически создано силой норманнов, татар, балтийцев, немцев и комиссаров к изумлению большинства его же честно настроенных граждан. К изумлению, — ибо мы всегда кочевали все дальше и дальше, и если оседали где-нибудь, то только на местах, хуже которых уж ничего нельзя было найти.
Это — наша судьба, наше предназначение — зарыться в снега и болота, в дикую Ерьзю, Чудь, Весь, Мурому. Но и среди нас появлялись люди, которым было ясно, что свет для нас пришел с Запада, а не с Востока, с Запада с его активностью, которая требует высочайшего напряжения всех духовных сил. Его (Толстого) отношение к науке тоже чисто национально, в нем изумительно ясен древний мужицкий скептицизм, рождающийся из невежества».
Так говорит Заратустра русской литературы. Послушаем другого Заратустру — немецкого. Альфред Розенберг, «Миф XX века» — официальная идеология нацизма:
«Когда-то Россия была создана викингами, германские элементы преодолели хаос русской степи и организовали население в государственные формы, способствовавшие развитию культуры. Роль викингов позже переняла немецкая Ганза и эмигранты с запада вообще.
Во время Петра I — немецкие балтийцы, а к концу XIX столетия также сильно германизированные балтийские народы. Но под внешним обликом культуры в русских все же таилось стремление к беспредельному расширению и неукротимая воля к подавлению всех жизненных форм, понимаемых как преграды. Смешанная монгольская кровь даже при сильной ее растворенности закипала при всяком потрясении русской жизни и побуждала массы к таким действиям, которые посторонним людям казались непонятными... Враждебные течения крови борются между собою... Большевизм — это восстание монгольства против северных форм культуры, это стремление к степи, ненависть кочевника к личности, это — попытка свержения вообще всего».
Эти две тирады являются все-таки документами: и Розенберг в своем документе почти дословно повторяет горьковское резюме русской истории и русской души. Всякая строчка в этих двух документах является враньем, сознательным или бессознательным — это другой вопрос. Каждое утверждение противоречит самым общеизвестным фактам и географии, и истории, каждое утверждение противоречит и нынешнему положению вещей. И, — стоя на чисто русской точке зрения,— как можно обвинять немцев — немецких философов и Розенберга в их числе, — в том, что они приняли всерьез русских мыслителей — и Горького в их числе.
Горькие создавали миф о России и миф о революции. Может быть, именно ИХ, а не Гитлера и Сталина следует обвинять в том, что произошло с Россией и с революцией, а также с Германией и с Европой в результате столетнего мифотворчества? (Обвинять следует не их, а теоретиков талмуда и каббалы. - мое прим.)
"Народная монархия", "Таинственная душа".
***