Любопытные наблюдения над двумя восьмёрками сочинской олимпиады, помещённые на страницах
Шехины, привели мне на память некоторые размышления о пушкинском «Евгении Онегине».
«Восьмерка на боку была символом бесконечности. Поэтому из десяти глав своего великого романа он оставил восемь, а в финале возникает любимый символ поэта - жизнь как недопитый кубок. По сути Пушкин совершает здесь поэтическое открытие - создает роман с бесконечной перспективой в финале. Здесь же вспоминает он об излюбленной масонской медитации - созерцании магического кристалла: «И даль свободного романа / Я сквозь магический кристалл / Еще не ясно различал».
Это выдержка из статьи К. Кедрова «Под градусом Пушкина», которую позволю себе расширить следующими замечаниями. Действительно, из 10-ти глав романа Пушкин оставляет 8-мь. Прочитаем со вниманием окончание 7-ой главы. «Но здесь с победою поздравим / Татьяну милую мою / И в сторону свой путь направим, чтоб не забыть о ком пою.../ Да кстати, здесь о том два слова: / Пою
приятеля младого / И множество его причуд. / Благослови мой долгий труд, / О ты, эпическая муза! /.../ Довольно. С плеч долой обуза! / Я классицизму отдал честь: / Хоть поздно, а вступленье есть» (везде курсив Пушкина. - niles).
Почему же «в сторону свой путь направим», а не по главному пути, если поэма об Евгении? И что такое «множество его причуд»? Одно из двух: либо Пушкин называет убийство Ленского и разбитые сердца его родственников «причудами», либо под «приятелем младым» подразумевает кого-то другого, не Евгения?
Какая «с плеч долой обуза»? Зачем целых семь глав отдавать «честь классицизму»? Какой «мой долгий труд»? Совершённый или предстоящий? Если совершённый, то кто же так делает: сперва совершает «долгий труд», а потом просит на него благословения? А если предстоящий, то какой же он «долгий»: всего одна глава?
Какое и куда вступление, если позади уже 7-мь глав романа при общем их количестве 8-мь?! Зачем многие слова этой строфы выделены автором курсивом? В общем, сплошные вопросы. А если обратимся к началу 8-ой главы, то вопросов ещё прибавится.
Начало 8-ой главы посвящено описаниям нарядов пушкинской музы. Описаны студенческая муза, являвшаяся «при кликах лебединых», муза-вакханочка, муза-Ленора... Этот последний образ привёл меня в недоумение. Вот что пишет Пушкин: «Она Ленорой при луне, / Со мной скакала на коне!»? В редакторском комментарии на этот стих сказано: «Ленора – героиня знаменитой баллады немецкого поэта Бюргера, переведённой Жуковским. В этой балладе описывается, как Ленора скачет на коне вместе со своим мёртвым женихом». Выходит, Пушкин сравнивает себя с мертвым женихом своей музы? Что это? Зачем поэт, тщательно отбирающий каждое слово, рисует этот страшный образ, который для христианина непотребно читать?
Далее идёт описание музы, которая «...позабыв столицы дальной / И блеск и шумные пиры, / В глуши Молдавии печальной / Она смиренные шатры / Племён бродящих посещала, / И между ими одичала, / И позабыла речь богов / Для скудных, странных языков, / Для песен степи, ей любезной...»
«Смиренный шатёр» не кишинёвская ли ложа? «Племена бродящие» не братья ли масоны? «Классицизм» не христианство ли? «Речь богов» не язык ли церкви и Священного Писания? «Скудные, странные языки» не символы ли и знаки масонские? Что значит, наконец, выражение «эпическая муза» в 7-ой главе? Не эта ли муза явилась поэту в образе серафима? Не с этой ли музой «душа в заветной лире мой прах переживёт...»? Подумать только, не со Христом и не во Христе, но в «заветной лире» душа поэта «тленья убежит»... И что значит выражение «заветная лира»? Поэт с лирой заключил завет? Масонский?
Наконец, муза является поэту «...барышней уездной, / С печальной думою в очах, / С французской книжкою в руках». Здесь, надо полагать, говорится о Татьяне...
Эпиграф 8-ой главы Пушкиным взят из Байрона: «Fare thee well, and if for ever, / Still for ever, fare thee well». В комментариях к роману даётся такой перевод: «Прощай, и если мы расстаёмся навсегда, то навсегда прощай». Я плохо знаю английский, поэтому могу соврать, но первые и последние слова этого эпиграфа «fare thee well» я перевел буквально так: странствуй хорошо, или доброго странствия.
Не буду гадать: сам ли поэт собрался в бесконечную перспективу или кого другого хочет туда послать?.. Не хочу также домысливать, какую «тайную свободу» хотел сообщить посвящённым их «пророк» количеством глав своего романа?.. Что я, профан, могу знать об их масонской символике? Поэтому я скажу о том, что знаю – о христианской символике. Тем паче, что она мать и повелительница всех символик, вернее сказать, масонская символика всего лишь пародирует тот смысл, который вкладывается христианством в числа и знаки.
Из Библии мы знаем о шести днях творения: И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой (Быт.1:31). Знаем также и о седьмом дне, в который почил Бог от всех дел Своих (Быт.2:2). Исходя из этих слов, церковь учит нас, что нынешний век есть «день седьмой», а нескончаемая жизнь будущего века это «осьмой день» творения. «Семидневный цикл завершается Божественным покоем субботнего дня; за ним – предел этого цикла – воскресенье, день сотворения и воссоздания мiра», - пишет В.Н.Лосский.
Творение, которое воскреснет в 8-ой День, будет иным, но каким? Этого не леть есть человеку глаголати (2Кор.12:4), одно ясно: оно будет заново отделённым. Потому что деление как главный принцип всего творения прослеживается в каждый из его Дней. В 1-й День был отделён свет от тьмы; во 2-й – воды под твердью от вод над твердью; в 3-й – суша от морей; в 4-й – светило дневное от светил ночных; в 5-й – живой от неживого мира; в 6-й – из живого мира был выделен человек; в 7-ой – ... а вот здесь процесс разделения овец от козлов (Мф.25:32), пшеницы от плевел ещё продолжается, и его итог откроется в 8-ом Дне.
«Пушкин, тайную свободу пели мы вослед тебе», - пропел поэт Блок. Уж, не в этом ли тайная свобода состоит, чтобы писать масонские знаки в своих книжках, а также в сознании читателей? Не в этом ли свобода, чтобы посвящённые могли их читать и посмеиваться в кулачок над профанами? Если в этом заключается их поэтическая «тайная свобода», то избави меня Бог от этой поэзии и этих гениев, которые меня за человека не считают и строят свою свободу на моей несвободе.
Итак, если посмотреть на роман уже не «сквозь магический кристалл», но при свете дня святоотческих учений, то осмочисленное количество глав романа «Евгений Онегин» можно истолковать уже не как «восьмёрку на боку», т.е. масонский символ бесконечности, но как указание на основополагающий, т.е. христианский смысл числа 8-мь, который открывается в романе помимо замыслов самого Пушкина, вернее сказать, поверх всех его замыслов.
Воскресение мертвых и жизнь будущего века – вот что такое «восьмёрка», т.е. восьмой День творения, в который произойдёт окончательное разделение мира. Где я окажусь? Справа? Слева от Христа Бога? Но где бы мне не пришлось быть, я едва ли буду рядом с Пушкиным: он посвящённый, а я – профан. Поэтому прощайте, Александр Сергеевич, и если мы расстаёмся навсегда, то навсегда прощайте. Fare thee well.
